«Каким ребенком был Казанцев? Наверное, с детства лепил, иначе как он этим занялся? Ведь были и более престижные профессии – физики, скажем. Почему не поехал «за туманом и за запахом тайги» или не стал водителем большегрузного автомобиля? Суть Казанцева в том, что благодаря этим своим школам, из мрамора он может сделать все, что захочет, что считает нужным! Он довел мастерство до автоматизма, постоянно стремился к вершинам, совершенствовал технические приемы, необходимые в ремесле. Ведь скульптура – это ремесло, прежде всего, а потом уже – выражение… Еще надо физику учить, чтобы у тебя скульптура просто не грохнулась; у Казанцева не грохается. И у Микеланджело не падала»
Детство скульптора. Часть 2.
Александров, 1946-1962 гг.
Воспоминания Казанцева Сергея Сергеевича о детстве
В семье я седьмой, но один умер, поэтому шестой. Я из Александрова, я воспитан на православной пластике Александровской слободы. С четырех лет меня мать водила, обычно зимой это было, в 49-ом году, утром, на раннюю церковную службу. Отец - коммунист (хотя по воспоминаниям Капы, сестры скульптора, был очень набожным, долго не вступал в партию из-за этого), поэтому не в курсе был, а мать вела меня в церковь.
Ранний зимний рассвет, стены, красота всего архитектурного ансамбля – настолько мне врезалась в память! И эта пластика, белокаменная пластика – запала мне в душу. Продолжение этому я нашел в Абрамцевском художественном училище, при обработке кости, камня, делал русскую скульптуру. И это органично перетекло в обучение в Суриковском институте, где я уже выполнял работы из мрамора.
Фото: Вид на г. Александров, родина скульптора С. Казанцева, на открытке начала 20 века
У меня в роду художников не было, были священники. В Переславле — Залесском мой дядя служил в церкви. Отец, видать, смышленый был, потому что он орден Ленина имел, в 50-м то году! Когда всех финансистов «к стене», а Сталин ему подписал орден Ленина за финансовую работу. Отец служил финансовым ревизором на железной дороге. Ухитрился же! Очень изворотливый поляк! Вся семья при нем нормально жили, шесть человек детей — прекрасно учились, прекрасно работали. Вся материальная часть была на нем, а мать поддерживала благополучие, занималась моральным и нравственным просвещением, по вечерам нас воспитывала.
Раньше топили печь, следили за огнем, дровишки шуровали, зимой с пяти вечера. Уже темно в пять вечера, с 5 часов до 10, или с 4 до 9 вся семья у печи. Мы все время любовались вышивками, цветами, у нас была не только картошка, но и цветы в огороде. В простонародье не было картин, телевизоров и подавно, а были вышивки, узоры. Мать рассказывала, кто как вышивает, как бабы рукодельничают, кто хорошо рисует, кто хорошо учится, такие нравственные беседы она с нами проводила, задавала правильные ориентиры. Где-то она доставала акварель, обсуждали, как рисовать акварелью. Была вышитая роза и роза акварелью написанная. И целыми вечерами восторгалась мать с нами вместе, как здорово акварелью можно сделать, как живая, вышить.
Мать всегда пример показывала на соседей. У нас Багдановы были соседи, там все очень хорошо рисовали, и из другого дома соседи тоже хорошо рисовали. Пользовались большим авторитетом у нашей мамы. В те времена соседи общались друг с другом — показывали, на улицу выносили, ну или заходили в гости, посмотреть чего кто сделал. Раньше атмосфера была значительно лучше, чем сейчас. Это сейчас все болезненно воспринимают, узнают, что кто-то богаче — сразу настроение портится. Мама еще приводила пример семьи инженера, вот, дескать, мать этого инженера покупает ему на рынке мясо, продукт на рынке покупает. А в пятидесятые годы был голод, покушать — это было все. Семья инженера был примером того, что учиться нужно, а не воровать. Как сейчас многие учат, что нужно своровать, тогда будешь кушать, а нет. Учиться! Вот он закончил институт, работает инженером и мать его может кушать.
