Дорога скульптора.

Поступление в художественное училище


Воспоминания скульптора Сергея Казанцева

Господь по другому пути повел

С 14 лет мне стало стыдно за свои бандитские выходки и чувство стыда привело меня в Дом пионеров. Начал ходить в студию рисования, бесплатно. Это сейчас платно всё. Мне очень повезло, а ведь у меня приятели были, которые гадость делали, с таким удовольствием, и они даже не подозревали, что это стыдно. Если бы не было Дома пионеров, так бы и метался дальше. 

В Доме пионеров у меня были успехи в рисовании и мне сказали, что я могу быть художником. Сам руководитель сказал! Я в этот момент пережил изумление. Я знал, что у меня только один путь – слесарь, токарь, тюрьма (смеётся). А для нас художники были, как небожители. Тогда было такое воспитание, что мы с уважением относились к таким вещам. Это сейчас никого не удивишь. А тогда почему-то культ был. Помню, в малолетстве, мне лет 15 было, кто-то сказал, что в том доме живет художник с дочерями, для меня они были как ангелы, богини, это же дочери художника. Художника! У меня же вообще ничего не было. Кроме, брата Евгения, который с 13 лет уже пьяный ходил, у нас соседи его напаивали. Никаких просветов в жизни не было.

Я как все, думал пойти учиться на сварщика. А моя мать сказала – «Поступишь на сварщика, домой можешь не приходить». Мудрая у меня мать была. А мой приятель пошёл в училище на сварщика после 8 класса, через год он был уже алкаш. Профессиональный алкоголик. А мне мать сказала – нет. И я понял, что мне туда не надо. 

Брат Виктор работал машинистом, ездил по станциям, рассказал мне, что видел на станции Хотьково объявление о приеме в Художественное училище, а для меня это вообще открытие было, что художественные училища существуют. И я сразу – а как, чего, где? В 15 лет меня из школы выгоняли глобально, и мне пришлось срочно идти, искать художественное училище. И на следующий день поехал в Абрамцево.

Я приехал на станцию в Хотьково в чем был, без гроша в кармане. Сошел с поезда, оглянулся – училища нигде не видно. А спросить боялся, потому что знал, что в незнакомом городе запросто могут побить, дать дрозда чужаку. Около часа стоял на платформе, хотел уже домой ехать. Вижу, мальчишка меньше меня обруч гоняет, подумал, что этот меня бить не будет, он мне и показал. Выходит, я ему всем обязан. И я пошёл туда, нашёл и узнал какие документы нужны. Счастливый домой ехал, документы собирать. 
В первый раз я завалил экзамен. Молодой слишком я был. Туда принимали людей в 30-35 лет уже. Рисунок сдал, живопись сдал, а диктант кто поймёт. Два и всё, гуляй!

Я продолжил обучение в школе в 9 классе и не бросал уроков в Доме пионеров. В этом возрасте я всерьез начал заниматься учебой, потому что понял, пора уже начинать учиться и быть примером для короедов (для младших). Я не научился лучше рисовать, композиции. Кому было учить в доме пионеров-то? Просто, через год, при повторной сдачи экзаменов, педагоги училища увидели, что парень зрелый, второй раз сдает вступительные – означает, что выбор сознательный. Никто не мешал поставить два по диктанту, а мне поставили три, хотя диктант был такой же. Еще там брали с учётом того, чтобы работящие были, потому что нам нужно было строить новое здание училища. Брали такой народ, который будет работать на стройке. Чистоплюев там не очень любили. Еще второй раз я опоздал на экзамен почему-то. Уже шли экзамены во всю... Первый раз мне 15 было, совсем салага, а в 16 уже повзрослел, был пацан, стал юноша. Боксом я занимался целый год. Уже другой был статус, я уже дрался. Весь сезон, каждый день, пока учился в 9 классе. 

Дрался каждый день

Серьезно боксом увлекся, когда увидел, как один пацан отлупил всю нашу компанию. Мне лет 14 было, я вроде не слабее его, он всех побил, всю нашу компанию, одного, другого, третьего! Я разозлился, полез заступаться и с удивлением начал видеть, что я не могу его ударить! Он меня бьёт, а его не могу. Я настолько был изумлён! Потом мне мои приятели сказали, что отец его отдал в секцию бокса. И он год-два профессионально занимался боксом и всех лупил, в результате.  

Я начал осматриваться вокруг и надыбал секцию бокса. Она в школе у нас была, кстати. А он то в спортивную школу ходил, вот так. Одногодка мой, а профессионал. Но я с ним уже не дрался, мы как-то в других были компаниях. Там один парень был, в Александрове, который самый бандит был, без отца вроде тоже рос. Он был старше меня на год, и я его боялся, все его боялись. Вот поэтому я с ним дрался очень часто. Он меня победить не мог. Я тоже же начал профессионально заниматься. А он был просто хулиган, а боксом не занимался. Помню, как студент из Москвы приезжал, его сосед, на три года нас старше, в хорошей секции в Москве занимался. И пригласили мы его, чтобы он посмотрел, как мы бьемся. Он пришел, а вокруг нас весь снег в крови: «Что вы, поросёнка резали что ли тут?». Ну мы же пацаны, главное – в лицо попасть, а там нос. Не понимали, что в нос то особого смысла бить нет, толку мало, потому что в нос нокаут не сделаешь. Кровь у всех из носа хлещет, а мы ещё бегаем, весь снег в крови поэтому (смеётся). Для нас студент – это был почти Бог. Студент- интеллигент. Мы-то бандитье. 

 Мы дрались постоянно, в квартире, дома. Постоянно друг друга лупили в перчатках. Я же всем занимался как следует. Хотя у меня данных маловато было. Голова большая, а плечи узкие. Легко было по голове попадать, вот мне по голове всё время и били (смеётся). С одним взрослым я, мне было 15 ещё, а ему уже лет 27-30, примерно, боксоваться начал, он никак меня не мог победить, но он мне каким-то образом в затылок дал сбоку сильно, потом голова болела два дня. У других боксёров одни плечи и головы нету, вместо головы шиш. Голову раз, в плечи спрятал и ты попади. А у меня куда её прятать? Лобешник шире плеч. В лоб то ничего, нельзя нокаут, это самая крепкая часть. А он в затылок мне дал, а затылок слабый. Сдвинул может там кость какую и болело. Я понял, что голова для других целей. По крайней мере моя.  И я как-то к боксу охладел (смеётся).

Абрамцево. Художественное училище, 1962-1967 гг.


Абрамцевский художественно-промышленный колледж им. В.М.Васнецова, 
адрес Художественный пр-д, 1, Хотьково, Московская обл.( 56°14'30.0"N 37°59'26.6"E)

 


 
Фото: Абрамцевское училище. 2-3 курс. Сергей Казанцев во время лепки.

И в шестнадцать лет Сергей Казанцев поступает в знаменитое Абрамцевское художественное училище. Как вспоминал его старший брат Евгений: «Он рано стал таким самостоятельным – смело входил в любой коллектив. Рисовать поздно начал. Может, со школьных стенгазет? Я был удивлен, что он самостоятельно, не окончив средней школы, поехал в Абрамцево и поступил в художественное училище. Сам, и при этом – никому ни слова. Бросил школу – и туда. Шесть лет учился. Тяги к рисованию, к искусству в нем не упомню. В доме у нас была хорошая библиотека, но книг по искусству не было, это точно».

В первые годы учебы, до строительства новых корпусов в Хотьково, занятия проходили в стенах Покровского Хотьковского монастыря, в правом пределе надвратной церкви (56°15'01.1"N 37°59'41.0"E). В монастыре находился сельскохозяйственный техникум. А в одном из корпусов общежития располагалось училище. На 5 курсов человек 200. В моей группе по резьбе из дерева и кости «Факультет дерева и кости» человек 20 было. В основном все зрелые мужики, лет под 30. Молодых 16-летних не брали. Политика директора такая была, директор был офицером запаса, политработник, считал, что рано. Брали только тех, кто осознано хотел стать художником. Детей не брали. И строить новое училище нужно было. Нужны были рабочие руки. Моих одногодок было человека пять всего. 

      
 

 

     

   
Фото: Вид на Хотьковский Покровский монастырь в середине ХХ века и современные фотографии 2014-2015 гг., где в правом пределе надвратной церкви проходили занятия студентов Абрамцевского художественного училища. 

Общежитие было ближе к усадьбе Абрамцево, каждое утро бегали в училище в Хотьково, один километр туда, потом километр обратно. Но первый год всем приходилось снимать, я тоже снимал в частном секторе. Занятия были с 9 до 18. Нам давали навыки физической работы изготовления скульптуры, были уроки резьбы по дереву и кости. 

Я когда в Абрамцево поступал, мы все горели быть самыми-самыми, а как отличиться? Только работой хорошо сделанной, потому что бандиты то мы все были тогда. Самое интересное я самых талантливых художников за свою жизнь встречал в этом провинциальном училище. Я был самый бездарный. Но был упорный. Мне так хотелось! Кругом лучше меня все были. Было у кого учиться. К пятому курсу у всех уже научился. Зрелые ребята приходили. Шоферов много было. Все бросили, решили искусством заниматься, искусство было как великая мечта. Был один художник из Киржача –  очень талантливый, он к доске выходил и всех рисовал! Ему кричали – такого-то – и он сразу рисовал мелом на доске, и похоже, шаржи, талант! Я и говорю, что в Абрамцево талантов было гораздо больше, чем в Суриковке. В Абрамцево я был самым примитивным, а остальные 50% - гении! Они в годах были 25-30 лет. Жизнь прожили, и потом их потянуло на творчество. Еще был Гладков, рисовал божественно. Он из армии пришел на 4 курс. Но он служил с атомными установками, с радиоактивными вещами, и после окончания училища через три года уже умер, а рисовал он божественно. Академический рисунок с такой точностью выполнял! Но к сожалению, короткий путь у таких гениев. Я у таких учился. Многие потом шли дальше в Москву в высшие учебные заведения, потом возвращались в Абрамцево преподавать.

 

 

Фото слева: Сергей Казанцев на картошке после 2 или 3 курса Абрамцевского училища.  Фото справа: Абрамцевское училище, 1963-1964 гг. Казанцев С.С. (слева) с однокурсниками. Справа – Гладков, по центру художник из Киржача.  

У нас были прекрасные преподаватели. Много замечательных преподавателей было в училище, но больше всего я любил Семена Николаевича Чехомова. Он обучал студентов обработке кости, дерева и камня. Чехомов учил нас не только лепить скульптуры, но и воспитывал в нас личность, почти заменил мне отца. 

Атмосфера была великолепная, 60-е годы. Во всем ощущался духовный подъем. Было очень хорошее образование по культуре российской. Один-два раза в неделю ездили в Москву на вернисажи, все представители «сурового стиля» прошли через нас, обсуждали выставки в Манеже. С преподавателями и самостоятельно ездили в Загорск (Сергиев Посад) в Троице-Сергиеву лавру. Воспитывались Абрамцевским и Загорским музеями. Каждое утро бегал в Абрамцево. Усадьба великолепная! Было там на чем учиться. На этюды со 2-го курса туда отправлялся, да все студенты там рисовали! Хотьково оказалось духовным центром. И Радонеж, хотя в ту пору мы не знали, что сам преподобный Сергий обитал в трех верстах от нашего училища. Сегодня явственно ощущаю, что я из эпохи преподобного Сергия. И имя мое, как и имена отца и деда не случайно.

     
  

Фото: Усадьба Абрамцево в фильме "Накануне", 1959 год. Где в 1962-1967 гг. часто бывал Сергей Казанцев для утренней пробежки и на этюдах.

Во время учебы мы любили путешествовать студенческой группой. Однажды со своими сокурсниками Валентиной Сусловой и Юрой Булыгиным отправились в заповедные места владимирской земли. Ночуя в палатке, два дня рисовали знаменитый храм Покрова на Нерли. Затем отправились в старинный русский городок Кольчугино. Приехали поздно ночью. А в городе темно. Зашли в милицию. «Где здесь можно поставить палатку, чтобы переночевать?». «Да, там», - милиционер неопределенно махнул рукой. Вышли мы, увидели лесок. Срубили дерево, поставили палатку и спокойно уснули. Утром нас разбудил странный шум. Выглянули, а там огромная толпа, и все обсуждают, кто это в сквере, в центре города поставил палатку. Но я не растерялся, сказал, что художники мы и делаем план реконструкции площади. На этом все и успокоились.
      

 

 

Фото справа: Абрамцевское училище, 3 курс. Слева-направо: Булыгин, Сергей Казанцев, Юрий Шинкарев.  Фото справа: Казанцев С.С. (справа) в пионерском лагере, где он работал художником. После 3-го курса Абрамцевского училища. Остальные на фото – пионервожатые.

Много рисовали в общаге по вечерам и ночам, потому что в темное время суток убивали не улицах художников железными арматурами. Нам черепа пробивали только так. В результате мы хорошо учились. Я то бздун. А одного били долго, помню. Здоровый парень, тренированный такой, не чита мне. Я то хилый такой. Его там двое, трое, били долго, топили в болоте. Он до платформы дошел в Абрамцево, посмотрел, что весь в крови, мать не захотел пугать, домой не поехал, решил вернуться. А они опять идут. Опять его лупить и топить. Вот такие были. Нас художников очень не любили. Мы же интеллектуальные были. Интеллект не любят. Цепями нас. 

На втором курсе пошел спасать однокашника Шевченко. Там человек сто толпа, вечером. Толпа колышется. Наших там человек десять, их человек сто. Я с колом подхожу к этой толпе, и не знаю, как колом, не видно кого бьешь. Кто-то увидал, «О, еще подошел!» И человек десять отделилось меня бить. Я бегу с колом оглядываюсь, а они не очень бегут, потому что видят, что я сколом, кто догонит – тот получит. Они отстают. Я гляжу, думаю, сейчас с колом-то и убьют. Я его кинул и пошел в общагу. Все обыкновенные были. А я был из Александрова, я на столько привык. Мы дрались по 2-3 раза в день. Поэтому у меня такая пробивная сила была. Поэтому даже однокурсники по Суриковке помнят и уважают с тех пор, потому что знали, что я страшный человек был в этих делах. Поэтому и выжил. А наших так избили! Все там черепа, кровище. Общага в крови. Они потом приползали на протяжении ночи. А я один остался цел. Но ко мне претензий не было, я не боялся. Убежал, а смысл какой, ну подойду я с колом и меня убьют этим колом. У меня опыт был, когда практика богатая, то и ориентируешься в этом нормально. Сколько я потом в Москве попадал в эти ситуации, бандиты резали всех запросто, а я когда попадал, как в свою семью, бандиты видели по глазам, поэтому меня не убивали, когда можно было убивать. 

В училище с третьего курса, все уже мечтали поступить в Москву учиться, но туда сложно было попасть, поэтому мы очень усердно занимались. Тяжелее всего у меня шла скульптура, поэтому я организовывал кружки! Собирал коллектив, коллективом скидывались на натурщицу, которую я находил. Часто я один работал вечерами, до поздна, на никого внимания не обращал. В результате хорошо стало получаться. На первом курсе я был слабее всех, но за три года нагнал упорным трудом, и стал почти лучше всех. Потом попал с ожогами в Вишневского и после полугода лечения вернулся в классы и понял, что очень сильно отстал. Всех хуже я рисовал, лепил, потому что руки не слушались. Карандаш в руке не мог держать. Это меня так сильно ударило. Мне ничего не оставалось, как усилено начать заниматься чтобы догнать. После полугода в институте Вишневского учеба казалась раем. Каждое утро на пробежку, этюды, закалялся, обливался холодной водой. Я так усиленно начал заниматься, что организовал кружок рисования, скульптуры и живописи. К пятому курсу благодаря трем кружкам по два раза в неделю смог догнать однокурсников. Всех своих приятельниц в натурщицы определил (смеется). Деньги кружка уходили на зарплату натурщицам, ну иногда у них питался. 


 
Фото: Сергей Казанцев на 5 курсе художественного училища, едет с портфелем на учебу из Александрова.  

 

Ожоги. Институт Вишневского

После окончания третьего курса все студенты работали на строительстве нового здания училища, трудился там и Сергей. И вот однажды, неся два ведра с варом, он, зацепившись за гвоздь, падает на лестничном пролете и обливает руки кипящим варом. Позднее Сергей вспоминает, что именно в это утро он совсем не хотел вставать, а мать его подняла на силу, о чем сама потом переживала и отправила на стройку.

Брат Евгений так вспоминает это событие: «Училище Абрамцевское строилось собственными силами – привлекали учащихся на кирпичную кладку, на подсобные работы. И вот Сергей нес два ведра с гудроном и упал. Я – туда, сюда, к мастеру стройки, говорю: сейчас пол-Александрова привезу, разнесу тут все! Тот отвечает: давайте по-хорошему, все буквально за мой счет. И, как я понял, мастер действительно много сделал: устроил в ожоговый центр в Москве, операцию ему сделали, кожу наращивали. Потому и в армию не попал».

После третьего курса я работал на строительство нового здания училища. Был с похмелья, не выспался, ночью же гулял, в 7 часов на электричку. Нес два полных ведра кипящего вара и упал. Все руки обжег. Я хотел заработать, чтобы поехать на юг к брату Сашке в Туапсе. Спросили кто хочет заработать – вот сан узлы заливать битум. Я поэтому полез на дорогостоящую работу. Сначала меня поместили в Хотьковскую больницу, гудрон мне бензином смывали, а нельзя было, еще хуже ожог сделали. На руке остались следы от часов – метал накалился прожег, а могли и отсечь руки! По 10 обезболивающих уколов делали, я как пьяный ходил. Ко мне кто приходил с кем я учился – я выходил на улицу в одних кальсонах, понять ничего не мог. В шоке был. Из больницы меня выгнали через месяц, потому что я каждый вечер убегал на танцы. Я штаны одеть, застегнуть не мог, руки не слушались. А на танцы ходил (смеется). Мне 18 лет было, без баб не мог. Девки от меня шарахались, а я понять не мог. 
  

Фото: Здание больницы в Хотьково, куда был доставлен с варом на руках молодой скульптор С. Казанцев.


Два дня я где-то ошивался, и меня прораб определил по связям в Институт Вишневского, в которой я лечился полгода. Прораб понимал, что он виноват, не имел права допускать несовершеннолетнего к подобным работам, без подготовки. Положено одно ведро нести вдвоем через палку, заливать пол ведра. А я нес два полных! Кипящего на леса нес! 

Пока устраивался в Вишневского ездил на электричке. Вечером по дороге домой ко мне привязались хулиганы. Что-то им не понравилось, они меня в тамбур. Я не привык отказывать. Думал покажу руки – они отстанут. Но самым ярким было то, что когда они увидели, что я калека, «двух рук нет», еще больше раззадорились. Я так рассвирепел от осознания этого факта, что они будут слабого обижать, рассвирепел, бросился на них – грызть. Они испугались, убежали. 

Каждые два дня были перевязки. Две операции были по пересадке кожи с ног на руки. В палате было 12 человек. Мой случай был самый легкий там. Туда же со всего советского союза свозили, там по два года лежали. Ожоги! Кости видно! Я в первый день лег, у меня сосед был, лет сорока мужчина, он у меня спрашивал: «Ты сколько?» Я с гордость «30 дней уже!» а он – «а я два года». Он мне показал, одеяло открыл, а там – грудная клетка, кости, что случилось, я не знаю. А другой сосед – пацан лет 13-ти. Жгли костры. Бензин вспыхнул в руках. И как-то он его кинул и весь бензин на голову. У него все сгорело. Вот у него череп голый, и не видит ничего. Мотоциклистов было много, молодых ребят. Баки взрываются на мотоциклах когда. Баки и при падении и во время движения взрывались. Те, кто в кожаных куртках – у них еще тело остается, кожаная куртка защищает, а остальное – ноги – как из красной икры, перевязки когда делали, на месте прям отдирали целиком, мясо. После этого, я когда в Абрамцево пришел. Там хулиганы на меня, с ножами, ребята на меня удивлялись, «Как ты не боишься!? На тебя человек с ножом выходит». А мне после ожогового все казалось ерундой. Уже ничего не боялся. 

Выписки из статьи «Побеждает сила духа» Петра Рабенко: « ...В девятнадцать лет Сергей с ошпаренными по локоть кипящим варом руками попадает на больничную койку. Сначала его, глухо стонавшего от боли, в кабине попутного грузовика доставляют в районную больницу. Молоденькая медсестра в белом халатике испуганно суетиться около паренька с черными руками. Как снять этот толстый слой вара? Она льет эфир, спирт, наконец бензин...Не помогает. Тогда своими тоненькими пальчиками она начинает отковыривать уже засохшую смолу. Паренек в шоковом, полубессознательном состоянии только стонет. Через месяц молодого художника перевозят в Москву, в Институт имени Вишневского. Большая палата, в которой во время войны лежали обожженные танкисты, надолго стала домом Сергея Казанцева. Держать в руках карандаш или стек Сергей не мог много месяцев. Сложные хирургические операции, перевязки, опять операции...Наконец и за окном стало белым - бело, наступила зима. Когда Сергей вышел из больницы, его однокурсники уже рисовали Венеру Милосскую. А он едва владел руками. Рисунок его оказался самым слабым. Началась тяжелая борьба по обретению мастерства. Теперь Сергей поднимался с восходом солнца, бежал на утренний этюд, потом на лекции, потом снова брался за стек или карандаш. И так до поздней ночи. Это был адский труд. Он догнал своих товарищей. С отличием закончил Абрамцевское училище...».


          

    
Фото: Абрамцевский художественно-промышленный колледж им. В.М.Васнецова, фото 2015 года. Сергей Казанцев у главного входа в колледж и на той самой лестнице, где он уронил два ведра с кипящим гудроном себе на руки во время строительных работ на 3 курсе

 

 

 

 

 

Запрос обратного звонка